Баллада июльского дня

Серебряные колокольцы
у волов на шее.
— Дитя из снега и солнца,
куда путь держишь?
— Иду нарвать маргариток
на луг приветный.
— Но луг отсюда далеко
и полон теней.
— Любовь моя не боится
теней и ветра.
— Бойся солнца, дитя
из солнца и снега.
— В моих волосах погасло
оно навеки.
— Белоликая, кто же ты?
Твой путь неведом.
— Я из ключей кристальных,
из любви вечной.
Серебряные колокольцы
у волов на шее.
— А что у тебя на губах
так ярко светит?
— Звезда, что зажег любимый
в жизни и в смерти.
— А что у тебя на груди
острою веткой?
— Меч, что носил любимый
в жизни и в смерти.
— А что в глазах твоих черных
гордым блеском?
— Мои печальные думы,
что ранят сердце.
— Зачем на тебе накидка
чернее смерти?
— Ах, вдовушка я, и нету
меня грустнее!
Грущу я по графу Лавру
из детской песни,
тому, кто из рола Лавров
самый первый.
— Кого же ты ищешь здесь,
раз его нету?
— Тело того, кто из Лавров
самый первый.
— А может, ты ищешь любовь
душой неверной?
Если ты ищешь любовь,
дай бог, встретишь.
— Люблю я одни звезды
в дальнем небе,
ищу одного друга
в жизни и в смерти.
— Друг твой на дне глубоко,
дитя из снега,
укрыт гвоздикой и дроком,
тоскою вечной.
— О, рыцарь далеких странствий,
кипарисной тени,
хочу тебе лунною ночью
душу вверить.
— Мечтательная Изида,
без меда песни,
что льешь на уста ребенка
свою легенду,
тебе я в дар предлагаю
нежное сердце,
израненное очами
других женщин.
— Рыцарь речей любезных,
прощай навеки.
Ищу я того, кто из Лавров
был самый первый.
— Прощай же, спящая роза,
цветок весенний,
идешь ты к любви верной,
а я к смерти.
Серебряные колокольцы
у волов на шее.
Пускай истекает кровью
мое сердце!