— Чудачка, — шипел Дикий Селезень на Дикую Уточку. — Что ты все здесь, в болоте, прячешься? И не заметишь, как охотник к тебе подкрадется.
— Та-ак, та-ак! — согласилась дикая Уточка. — Опасно… А куда деваться?
— Смотри, — сказал Дикий Селезень: — вон там, у берега озера, плавают четыре утки. Летим к ним, — и там с ними будем в полной безопасности. Уж это — как дважды два четыре.
— Ка-ак? Ка-ак? — спросила Дикая Уточка. Она не знала арифметики.
— Да так, — сказал Дикий Селезень, — очень просто. Четыре утки да мы двое — всего нас будет шесть уток. У каждй утки по два зорких глаза. У шести уток — шесть на два — двенадцать зорких глаз. А у нас с тобой только — дважды два — четыре. Двенадцать разделить на четыре будет три. В три раза, значит, безопаснее нам с теми четырьмя утками на озере, чем одним на болоте. Это уже точно арифметически.
— Та-ак, та-ак! — согласилась Дикая Уточка. — Только что-то не нравятся мне эти утки. Почему они не кувыркаются в воду вниз головой, почему хвостиков не кажут над водой?
— Чепуха какая! — рассердился Дикий Селезень. — Не обязаны они все время кувыркаться! А разве ты не видишь, что каждая из них, как и полагается в нашей породе, с носка плоска? Разве у каждой голова, хвост, крылья не точь-в-точь такие, как у нас с тобой, и не такого же цвета? Все признаки налицо, а ты..
. — Та-ак, та-ак! — соглашалась Дикая Уточка. — Вижу-то вижу, а только что-то боязно мне, только что-то кажется мне, будто эти утки… какие-то не такие.
— А какие же?
— Да… арифметические!
— Ну, знаешь! — возмутился Дикий Селезень. — не желаешь, как желаешь, — и сиди одна в своем болоте, пока охотник не пришел. А я полетел.
— Зря, зря, зря! — закричала ему вслед Дикая Уточка.
Но Дикий Селезень уже перелетел на озеро и с плеском подсел к четырем деревянным уткам-чучелам, мертво покачивашимся на волнах. Прятавшийся в кустах охотник выстрелил, — и голова Дикого Селезня упала в воду.
— Та-ак, та-ак, та-ак! — грустно закрякала Дикая Уточка; она отлично все видела из своего болота и еще глубже запряталась в кочки. — Зря ты, Дикий Селезень, погиб, зря, зря! Умная была голова, а глупышу дана.
