I. Ошибка вышла (Я был и слаб, и уязвим…)
Я был и слаб, и уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным,
Истерзанным нутром.
И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.
Но властно дёрнулась рука:
«Лежать лицом к стене!»
И вот мне стали мять бока
На липком топчане.
А самый главный сел за стол,
Вздохнул осатанело
И что-то на меня завёл
Похожее на «дело».
И что-то на меня завёл
Похожее на «дело».
Вот в пальцах цепких и худых
Смешно задёргался кадык,
Нажали в пах, потом — под дых,
На печень-бедолагу.
Когда давили под ребро —
Как ёкало мое нутро!
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.
В полубреду, в полупылу
Разделся донага,
В углу готовила иглу
Нестарая карга.
И от корней волос до пят
По телу ужас плёлся:
А вдруг уколом усыпят,
Чтоб сонный раскололся?!
Он, потрудясь над животом,
Сдавил мне череп, а потом
Предплечья мне стянул жгутом
И крови ток прервал.
Я было взвизгнул, но замолк —
Сухие губы на замок.
А он кряхтел, кривился, мок,
Писал и ликовал.
Он в раж вошёл — знакомый раж,
Но я как заору:
«Чего строчишь? А ну, покажь
Секретную муру!..»
Подручный — бывший психопат —
Вязал мои запястья,
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.
Я тёрт, и бит, и нравом крут,
Могу — вразнос, могу — враскрут,
Но тут смирят, но тут уймут —
Я никну и скучаю.
Лежу я голый как сокол,
А главный — шмыг да шмыг за стол,
Всё что-то пишет в протокол,
Хоть я не отвечаю.
Нет, надо силы поберечь,
А то ослаб, устал,
Ведь скоро пятки станут жечь,
Чтоб я захохотал.
Держусь на нерве, начеку,
Но чувствую отвратно:
Мне в горло всунули кишку —
Я выплюнул обратно.
Я взят в тиски, я в клещи взят —
По мне елозят, егозят,
Всё вызнать, выведать хотят,
Всё пробуют на ощупь.
Тут не пройдут и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изорвут,
Ужмут и прополощут.
«Дыши, дыши поглубже ртом!
Да выдохни — умрёшь!» —
«У вас тут выдохни — потом
Навряд ли и вздохнёшь!»
Во весь свой пересохший рот
Я скалюсь: «Ну, порядки!
Со мною номер не пройдёт,
Товарищи-ребятки!»
Убрали свет и дали газ,
Доска какая-то зажглась —
И гноем брызнуло из глаз,
И булькнула трахея.
И он зверел, входил в экстаз,
Приволокли зачем-то таз…
Я видел это как-то раз —
Фильм в качестве трофея.
Ко мне заходят со спины
И делают укол…
«Колите, сукины сыны,
Но дайте протокол!»
Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался;
Я требовал, и угрожал,
Молил и унижался.
Но туже затянули жгут,
Вон вижу я — спиртовку жгут,
Все рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.
Где-где, а тут своё возьмут!
А я гадаю, старый шут:
Когда же раскалённый прут —
Сейчас или потом?
Шабаш калился и лысел,
Пот лился горячо,
Раздался звон — и ворон сел
На белое плечо.
И ворон крикнул: «Nеvеr mоrе!»
Проворен он и прыток,
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.
Я слабо подымаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
«Эй! За пристрастный ваш допрос
Придётся отвечать!
Вы, как вас там по именам,
Вернулись к старым временам!
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!»
И я через плечо кошу
На писанину ту:
«Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!»
Мне чья-то жёлтая спина
Ответила бесстрастно:
«А ваша подпись не нужна —
Нам без неё всё ясно».
«Сестрёнка, милая, не трусь —
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!
Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал,
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!»
Он молвил, подведя черту:
Читай, мол, и остынь!
Я впился в писанину ту,
А там — одна латынь…
В глазах — круги, в мозгу — нули,
Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни!
1976
II. Никакой ошибки (На стене висели в рамках…)
На стене висели в рамах бородатые мужчины.
Все в очочках
на цепочках,
по-народному — в пенсне.
Все они открыли что-то, все придумали вакцины,
Так что если я не умер — это всё по их вине.
Доктор молвил: «Вы больны» —
И меня заколотило,
И сердечное светило
Улыбнулось со стены.
Здесь не камера — палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я!
И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то,
Подмахну давай, не глядя, медицинский протокол!
Мне известен Склифосовский — основатель института,
Мне знаком товарищ Боткин — он желтуху изобрёл.
В положении моём
Лишь чудак права качает:
Доктор если осерчает,
Так упрячет в «жёлтый дом».
Всё зависит в «доме» оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Будённым,
Хочешь — лошадью его!
У меня мозги за разум не заходят — верьте слову,
Задаю вопрос с намёком, то есть лезу на скандал:
«Если б Кащенко, к примеру, лёг лечиться к Пирогову —
Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал…»
Но и врач не лыком шит —
Он хитёр и осторожен.
«Да, вы правы, но возможен
Ход обратный, — говорит. —
Вот палата на пять коек,
Вот профессор входит в дверь,
Тычет пальцем: «Параноик».
И пойди его проверь!»
Хорошо, что вас, светила, всех повесили на стенку,
Я за вами, дорогие, как за каменной стеной,
На Вишневского надеюсь, уповаю на Бурденку:
Подтвердят, что не душевно, а духовно я больной!
Род мой крепкий — все в меня;
Правда прадед был незрячий;
Свёкор мой — белогорячий,
Но ведь свёкор не родня!
«Доктор, мы здесь с глазу на глаз,
Отвечай же мне, будь скор:
Или будет мне диагноз,
Или будет приговор?»
Доктор мой, и санитары, и светила — все смутились,
Заоконное светило закатилось за спиной,
И очочки
на цепочке
как бы влагой замутились,
У отца желтухи щёчки
вдруг покрылись белизной.
И нависло остриё,
В страхе съёжилась бумага…
Доктор действовал на благо —
Жалко, благо не моё.
Но не лист — перо стальное
Грудь проткнуло, как стилет!
Мой диагноз — паранойя,
Это значит — пара лет!
1976
III. История болезни (Вдруг словно канули во мрак…)
Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился, как
От доменной печи.
Я злую ловкость ощутил,
Пошёл — как на таран,
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.
И — горлом кровь, и не уймёшь —
Залью хоть всю Россию,
И — крик: «На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию!»
Я был здоров — здоров как бык,
Как целых два быка, —
Любому встречному в час пик
Я мог намять бока.
Идёшь, бывало, и поёшь,
Общаешься с людьми,
Вдруг крик — на стол тебя, под нож!
Допелся, чёрт возьми!..
«Не надо нервничать, мой друг, —
Врач стал чуть-чуть любезней, —
Почти у всех людей вокруг
История болезни».
Мне шею обложили льдом,
Спешат — рубаху рвут,
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.
Я сам себе кричу: «Трави! —
И напрягаю грудь. —
В твоей запёкшейся крови
Увязнет кто-нибудь!»
Я б мог, когда б не глаз да глаз,
Всю землю окровавить.
Жаль, что успели медный таз
Не вовремя подставить!
Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру,
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру.
Цветастый саван скрыл и зал,
И лица докторов,
Но я им всё же доказал,
Что умственно здоров!
Слабею, дёргаюсь и вновь
Травлю. Но иглы вводят
И льют искусственную кровь —
Та горлом не выходит.
«Хирург, пока не взял наркоз,
Ты голову нагни:
Я важных слов не произнёс,
Послушай — вот они.
Взрезайте, с богом, помолясь,
Тем более бойчей,
Что эти строки не про вас,
А про других врачей!..»
Я лёг на сгибе бытия,
На полдороге к бездне,
И вся история моя —
История болезни.
Очнулся я — на теле швы,
Медбрат меня кормил,
И все врачи со мной на вы,
И я с врачами мил.
Нельзя вставать, нельзя ходить —
Молись, что пронесло,
Я здесь баклуш могу набить
Несчётное число.
Мне здесь пролёживать бока
Без всяческих общений —
Моя кишка пока тонка
Для острых ощущений.
Сам первый человек хандрил —
Он только это скрыл,
Да и Создатель болен был,
Когда наш мир творил.
У человечества всего —
То колики, то рези,
И вся история его —
История болезни.
Всё человечество давно
Хронически больно —
Со дня творения оно
Болеть обречено.
«Вы огорчаться не должны, —
Врач стал ещё любезней, —
Ведь вся история страны —
История болезни.
Живёт больное всё быстрей,
Всё злей и бесполезней —
И наслаждается своей
Историей болезни».
1976
